Евгений Онегин (полный вариант)Автор неизвестен Эротика и секс. Бутылочку «Клико» сначала, Потом «Зубровку», «Хваньчкару» И через час уже качало Друзей как листья на ветру. А за бутылкою «Особой», Онегин, плюнув вверх икрой, Назвал Владимира разъебой, А Ольгу — самою дырой. Владимир, поблевав немного, Чего-то стал орать в пылу, Но бровь свою насупив строго, Спросил Евгений: «По еблу?» Хозяину, что бегал рядом Сказал: «А ты пойди поссы!» Попал случайно в Ольгу взглядом И снять решил с нее трусы. Сбежались гости. Наш кутила, Чтобы толпа не подходила Карманный вынул пистолет, Толпы простыл мгновенно след. А он красив, могуч и смел Ее меж рюмок отымел. Потом зеркал побил немножко, Прожег сигарою диван, Из дома вышел, крикнул: «Прошка!» И уж сквозь храп: «Домой, болван.» Метельный вихрь во тьме кружится, В усадьбе светится окно. Владимир Ленский не ложится, Хоть спать пора уже давно. Он в голове полухмельной Был занят мыслею одной. И под метельный ураган Дуэльный чистил свой наган. «Онегин! Сука! Блядь! Зараза! Разъеба! Пидор! И говно! Лишь солнце встанет — драться сразу, Дуэль до смерти! Решено!» Залупой красной солнце встало. Во рту, с похмелья, стыд и срам. Онегин встал, раскрыл ебало И выпил водки двести грамм. Звонит. Слуга к нему вбегает, Рубашку, галстук предлагает, На шею вяжет черный бант, Дверь настежь, входит секундант. Не буду приводить слова, Не дав ему пизды едва, Сказал Онегин, что придет, У мельницы пусть, сука, ждет. Поляна белым снегом крыта. Да, здесь все будет «шито-крыто». «Мой секундант», — сказал Евгений, «А вот мой друг — месье Шардрез.» И так, друзья без рассуждений Становятся между берез. «Мириться? На хуй эти штуки! Наганы взять прошу я в руки.» Онегин молча скинул плед И быстро поднял пистолет. Он на врага глядит сквозь мушку, Владимир тоже поднял пушку. И ни куда-нибудь, а в глаз Наводит дуло, пидораз. Онегина мондра хватила, Мелькнула мысль: «Убьет, мудила.» Ну подожди, дружок, дай срок. И первым свой нажал курок. Упал Владимир. Взгляд уж мутный Как будто полон сладких грез И после паузы минутной — «Пиздец» — сказал месье Шардрез. Что ж делать, знать натуры женской Не знал один, должно быть, Ленский. Ведь не прошел еще и год, А Ольгу уж другой ебет… Оговорюсь: другой стал мужем, Но не о том, друзья, мы тужим. Твердила мать и без ответа Не оставались те слова, И вот запряжена карета И впереди Москва, Москва! Дороги! Мать твою налево! Кошмарный сон, верста к версте, О, Александр Сергеич, где Вы? У нас дороги еще те… Лет через пятьсот дороги, верно, У нас изменятся безмерно… Так ведь писали, верно, Вы Увы! Вы, видимо, правы. Писали Вы — дороги плохи, Мосты забытые гниют, На станциях клопы и блохи Уснуть спокойно не дают. И на обед дают говно — Теперь не то уже давно. Клопы уже не точат стены, Есть где покушать и попить, Но цены, Александр Сергеич, цены — Уж лучше блохи, блядью быть! Весна для нас, мужчин, мука. Будь хром ты, крив или горбат, Лишь снег сойдет — и к солнцу штука, А в яйцах звон, не звон — набат! Весной, как всем это известно, Глупить желает каждый скот, Но краше всех, скажу Вам честно, Ебется в это время кот. О, сколько страсти, сколько муки, Могучей сколько красоты, Коты поют и эти звуки Своим подругам шлют коты…. |
